Автор: Крошка Капризуля ХочНазвание: Аве, Драко!
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Пейринг: ДМ/СС
Тип: слеш
Дисклеймер: написано исключительно из любви к искусству
Примечание: подарок для
doriangreen. Любителей снако очень мало.)
Аве, Оза. Ночь или жилье,
псы ли воют, слизывая слезы,
слушаю дыхание Твое.
Аве, Оза...читать дальшеОробело, как вступают в озеро,
разве знал я, циник и паяц,
что любовь - великая боязнь?
Аве, Оза...
Страшно - как сейчас тебе одной?
Но страшнее - если кто-то возле.
Черт тебя сподобил красотой!
Аве, Оза!
Противоположности свело.
Дай возьму всю боль твою и горечь.
У магнита я - печальный полюс,
ты же - светлый. Пусть тебе светло.
Дай тебе не ведать, как грущу.
Я тебя не огорчу собою.
Даже смертью не обеспокою.
даже жизнью не отягощу.
Аве, Оза. Пребывай светла.
Мимолетное непрекратимо.
Не укоряю, что прошла.
Благодарю, что приходила.
Аве, Оза...
А. Вознесенский
Я помню тебя совсем маленьким – первый курс Хогвартса, тебе одиннадцать. Ни мамы, ни папы больше нет рядом, а ежедневные сладости их не заменят. Еще и этот Поттер… И ты приходил ко мне. Каждый вечер, после ужина, проскальзывал в двери и усаживался с ногами в свое кресло у камина. Ты пил горячий шоколад, который я варил специально для тебя – "в Хогвартсе эльфы делают его неверно!" – и рассказывал мне о своих маленьких детских бедах и горестях. Профессора – придираются, а дурацкие мантии – чешутся, еда – невкусная, уроки – скучные, студенты – тупые, и, ах, да! Этот отвратительный Поттер. Еще эта драная кошка – "Нельзя так неуважительно отзываться о преподавателях, Драко!" – сняла со Слизерина полсотни баллов. Кребб и Гойл – надоели, а грязнокровка Грейнджер делает вид, что она умнее! И я утешал, язвительно проходился по Грейнджер и Поттеру, и помогал с домашним заданием. Ты засыпал прямо в кресле, и мне приходилось накладывать на нас дезилюмминационные чары, и относить тебя на руках в твою спальню, а потом долго-долго сидеть у кровати, и слушать твое дыхание. Где-то там, в кабинете, вскипало забытое зелье, ну да и Мерлин с ним!
читать дальше
На втором курсе тебе подарили метлу, и на квиддичных матчах я уже не мог спокойно следить за игрой – мои глаза были прикованы к твоей хрупкой фигурке, парившей где-то там, в Поднебесье. Потом я залечивал твои ушибы и ссадины – "эту Помфри давно пора выгнать, она сказала, что это пустяки, просто царапина!" – поил тебя неизменным шоколадом, и выслушивал очередную сагу о шрамоголовом Потти, заучке Грейнджер и нищеброде Уизли. Ты больше не засыпал у камина, и не жаловался на мантию, но по-прежнему приходил ко мне каждый вечер, и сворачивался в кресле, глядя в огонь, и поминутно отрывая от работы. Неизвестно откуда ты узнал о моем дне рождения и прислал сову с подарком. Книга была откровенно дурацкой, какой-то пафосный трактат о зельях, но из-за твоей подписи на форзаце – "Профессору Снейпу от Драко Малфоя. С Днем рождения!" – я был готов сдувать с нее пылинки. Перед летними каникулами ты забежал на минутку попрощаться, и сказал, что будешь скучать…
Ты вернулся в сентябре совсем другим – повзрослевшим и надменным. Хотя, пожалуй, надменности тебе и раньше было не занимать. Теперь вместе с шоколадом я варил тебе еще и зелье от прыщей, а к нескончаемым историям на тему чертовыпоттеруизлигрейнджер прибавились рассказы о всех тех девчонках, что вешались тебе на шею. Ты уже не сидел у меня целыми вечерами с домашним заданием и ворохом жалоб – у тебя появились дела поважнее. Но когда ты залетал в мои комнаты, комкая мантию, швыряя ее в угол, и громко возмущаясь по поводу грязнокровки что залепила тебе – "аристократу! Малфою!" – пощечину, у меня теплело на сердце. А когда тебя укусил гиппогриф, и я смазывал заживляющими зельями твою руку, то в хнычущем подростке, строящем планы мести, я по-прежнему видел сонного сероглазого малыша. Я был готов собственноручно задушить Поттера, лишь бы ты поймал этот чертов снитч, и твои глаза засияли радостью.
На четвертом курсе квиддич отменили, Хогсмид приелся, и ты снова стал проводить вечера в моей компании. Шоколад оставался прежним, но теперь я не выслушивал жалобы, а тренировал тебя. Заклинания, ЗОТС, окклюменция, снова ЗОТС, легиллименция… Внешне ты все равно оставался изнеженными и манерным, но хныкающий мальчишка исчез – внутри тебя проявился хваленый малфоевский стержень. Ты был способным учеником, и я с радостью отдавал тебе все свои знания и умения, надеясь, что они принесут тебе больше пользы, чем мне. Ты взрослел – но все еще оставался прежним со своей глупой завистью-ненавистью к Поттеру. Самым ужасным твоим воспоминание оставался момент, когда тебя превратили в хорька. Захлебываясь проклятиями и шоколадом, ты крушил мой кабинет, а потом внезапно остановился, и, твердо глядя мне в глаза, потребовал научить тебя непростительным.
Когда ты приехал после каникул, то даже не зашел поздороваться, а потом, оставшись после зелий, неловко объяснил, что не можешь заходить ко мне слишком часто – по Слизерину и так ходят идиотские сплетни. К тому же, наконец, появился преподаватель, ненавидящий Поттера так же, как ты. Амбридж дала тебе официальное право вволю издеваться над ним, и, разумеется, стала твоей любимицей. Инспекторская дружина, слежка за Поттером, снова квиддич, - это отнимало слишком много времени, и мы виделись все реже. О вечерах у камина не могло быть и речи – когда ты появлялся в подземельях, то мы до изнеможения занимались ЗОТС и окклюменцией, потом ты наспех глотал свой шоколад, забирал оборотное зелье, которое я варил для тебя галлонами, и снова уходил. А потом ты случайно столкнулся у меня с Поттером. Он был значительно хуже тебя в окклюменции, но мне приходилось тратить на него свое – наше! – время. Ты устроил мне сцену, орал, что я предатель, что мне у грифферов деканом надо быть, а потом как-то затих, обмяк, и свернулся в кресле. Ты долго жаловался на Поттера и остальных, да так и заснул, а мне пришлось нести тебя, как когда-то, на руках в спальню. Ты прижимался ко мне во сне, и что-то бормотал в шею, а я забывал, как надо дышать…
Шестой курс был самым тяжелым. Люциуса посадили в Азкабан, и Темный Лорд жестоко отыгрался на тебе. Я видел, как ты страдаешь, и сам страдал от этого знания. Я был готов перевернуть мир, собственноручно отравить Темного Лорда, убить Дамлдора, - все что угодно, лишь бы не видеть этой прозрачной кожи, болезненной худобы и темно-синих кругов под покрасневшими глазами. Но ты упорно отвергал мою помощь – ты не верил мне. Да, ты был прав, и сейчас я хочу сказать: не верь мне, Драко! Никогда не верь, но – доверься! Я проклинал себя за изобретение Сектумсемпры, и за то, что не уничтожил учебник, - мне казалось, я сойду с ума, когда я держал тебя, умирающего, на руках, и лихорадочно залечивал твои раны. Мерлин знает, как я не уничтожил Поттера – ему просто повезло. Я выглядел, наверное, сумасшедшим, когда отказался отвести тебя в больничное крыло – наградой мне был твой взгляд и слабое: "Сварите мне шоколад, профессор". А потом была Астрономичка, убитый Дамблдор и побег с тобой в никуда. И – хижина на болотах, где мы скрывались с тобой две недели. Это четырнадцать дней были самыми счастливыми в моей жизни: я мог заботиться о тебе, отдавать всего себя, а ты принимал это с благодарностью. Я думал, ты - привыкший к домашний эльфам, накрахмаленным простыням и горячему шоколаду - сломаешься, но ты оказался сильным. И – впервые –подбадривал меня, обещал, что все будет хорошо.
А потом была война и седьмой, последний, год обучения. Ты снова заходил ко мне – теперь уже в директорский кабинет, а не в подземелья – садился рядом, и просто молчал. Я бы многое отдал за то, чтоб еще хоть раз услышать твою бездумную болтовню о квиддиче, жалобы на учителей или язвительные замечания в адрес Поттера. Но ты молчал, и это твое молчание было еще страшнее темных кругов под глазами и недавно появившейся вертикальной морщинки на лбу. Я хотел было по старой привычке сварить тебе шоколад, но ты странно посмотрел на меня, и сказал: "На войне не пьют шоколад, профессор. Оставьте его до победы". Я знал, лучше многих знал, сколько непролитых слез блестело в серых глазах, сколько круциатусов мучило хрупкое тело, сколько раз сгибалась перед Лордом ровная аристократическая спина. Мне хотелось взять тебя на руки, как ребенка, прижать к себе, как можно крепче, не отпускать никуда, гладить по светлым волосам, целовать высокий лоб… Я любил тебя, как любят весь мир, заключенный в одном человеке. Я хотел отдать тебе свое счастье, но его у меня никогда не было. Я понимал, что твоя стихия – воздух, легкий, изменчивый, капризный, и я ненавидел себя за то, что тащил тебя в сырую, тяжелую землю. Я хотел сказать тебе что-то нежное, но язык, так легко произносивший язвительные сентенции, не мог выговорить обыкновенное: "Мой мальчик". Но ты все понял без слов… Если бы весь мир был моим, я бы не задумываясь отдал его за тот момент, когда твоя рубашка упала на ковер. Сердце колотилось как бешеное, я задыхался от нежности, и больше не мог сдерживаться, когда ты доверчиво прижался ко мне под одеялом. Это ночь пролетела, как мгновение, как фантастический, сюрреальный сон. Темный Лорд раздавал новые приказы, Поттер с компанией искали крестражи в промозглом лесу, Кэрроу нещадно испытывали Круцио на студентах, а я лежал рядом с тобой, слушая твое дыхание. Бледная до синевы кожа, голубоватые венки и трогательные хрупкие ключицы, - я пытался запомнить тебя всего, потому что боялся, что эта ночь может стать последней. А потом было утро, и солнечный зайчик скользил по твоей груди. Я боялся даже дышать, чтоб не спугнуть тот крохотный клочок тепла, в котором ты так нуждался, и которого я не мог тебе дать. Мне кажется, я прожил от силы несколько часов, - те, которые лежал с тобой в одной постели, согревая и защищая. Ты ушел, слегка улыбнувшись на прощание, а я долго сидел, уставившись в одну точку, и пытался припомнить слова молитвы, которой меня учили в воскресной школе – отец отправил меня туда, потому что там кормили обедом.
Сейчас весна, и вокруг все цветет, светит солнце, и птицы поют, как ни в чем не бывало, но скоро будет Битва. Мне не страшно умирать – что значит жизнь старого отшельника, когда на кону стоит судьба всего мира? Завещание в твою пользу составлено давным-давно, все документы сожжены или надежно спрятаны, все дела завершены. Я исполнил свой долг и могу умереть. Но напоследок… Помнишь, когда-то давно я поил тебя антипростудной настойкой, а ты кривился от отвращения?Лечебные зелья обычно горькие на вкус, сладкими бывают только яды. Не бойся горечи жизни, Драко. Живи, только живи!