В полупустой вагон метро вместе со мной заходит Один. Грузно садится, раздвигая соседей мощными локтями, и устало трет переносицу. Я киваю ему - уважительно и приветливо, как старому учителю, что вел математику в пятом классе. Мы с ним давние знакомые - еще бы, сколько молилась ему перед экзаменами! Обещала жертву принести... человеческую. Надеюсь, он успел позабыть. Один кивает в ответ и достает из-за пазухи крекеры Тук. На плечах у него - Хугин и Мунин. Он скармливает им печенье из яркой упаковки, нелепой в его широких ладонях. На следующей станции выходят почти все. Я пересаживаюсь к богу поближе. Он стряхивает крошки на пол и чешет Хугина, а Мунин косит на меня блестящим черным глазом. Я теряюсь под его тысячелетним взглядом. Один протягивает мне шоколадку - откуда в Вальхалле Милка? - и гладит по голове, как домашнего зверька. Сладкий, приторный псевдо-шоколад тает во рту. Я засыпаю на плече у бога, чувствуя в полусне, как он заплетает мне косички и говорит что-то о троллях и распущенных волосах. Мне снятся горные реки и, почему-то, университетская столовка с борщиком.
Я просыпаюсь в своей кровати еще до звонка будильника. Первая пара - испанский. Какому богу я должна молиться? Энрике Иглесиасу? Альмодовару? Че Геваре?
Я вплетаю нитки в косичку на виске и выхожу из дому. Не хочу, чтоб меня утащила Лесная дева.
Я не умею есть мох.