[kroshka-kaprizulya]

Вспомнила, что ни разу не выкладывала в дневе.Теперь вот отбетила и выкладываю. Я люблю этот текст. Несмотря на его недостатки. Мне кажется, он вышел очень живым и настоящим.

Название: "Помада"
Автор: Крошка Капризуля Хоч
Герои: Роза Уизли/Флер Делакур
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма
Категория: фем-слэш
Размер: мини (9 960 знаков с пробелами)
Саммари: обычная история подростковой полулюбви-полуненависти
Примечание: написано на Generation Next Вызов: "Отцы и дети"


У меня сейчас все в порядке, живу со своей подругой Энн, мы квартиру в Лондоне снимаем. Я прохожу стажировку в св. Мунго и пишу научные работы по маггловской медицине. Все хорошо, в общем. Правда, папа до сих пор кривится, никак не может принять, что его любимая дочка оказалась лесбиянкой, - он же никаких извращений не терпит. А мама ничего, нормально восприняла, ей даже Энн понравилась. Остальная семья при встречах делает вид, что ничего особенного не произошло, но я все равно слышу, как они шепчутся за спиной, осуждая, и даже не пытаясь понять. Ну да ладно, это их жизнь, а я хочу рассказать о своей, о том ее кусочке, который неразрывно связан с Флер Уизли, единственной женщиной, в которую я умудрилась влюбиться.

Когда я поняла, что испытываю к ней далеко не родственные чувства? На произошло на Рождество, мне тогда тринадцать было. Она стояла перед зеркалом и красилась. Глупая стекляшка рассыпалась в комплиментах, а она все наводила и наводила ярко-красной помадой изящные, припухлые, четко очерченные губы. Мне эта картинка так сильно врезалась в память, что стала для меня каким-то фетишом. До сих пор спокойно не могу смотреть на женщин с красной помадой, хотя уже и прошло столько лет. Энн, к счастью, только розовый блеск использует. Говорит, блондинкам красный цвет не идет. Глупости. Флер вот все шло. В общем, я тогда стояла и пялилась на нее, а она вдруг улыбнулась мне:

- Привет, малышка Розали. Хочешь, подкрашу и тебе губки? Будешь красивая, как куколка.

Я даже ответить не смогла, у меня в горле пересохло, а она опустилась передо мной на корточки, повернула холодными ладонями мое лицо к свету, и легко провела по губам помадой. Я вырвалась, и убежала наверх, в ванную, где от злости размазала всю краску по щекам, а потом сидела и плакала, включив воду. Я не хотела быть похожа на нее.

Мама заставила меня спуститься, и за столом я сидела как раз напротив Флер. Все вокруг было как в тумане, я не помню, что ела, что пила, в голове остались только ярко-красные губы и ее звонкий, переливчатый, как серебряный колокольчик смех. За столом зашел разговор о детях, и мама начала говорить, какая я умница, что у меня по все предметам сто баллов, и весной я еду на конференцию по маггловедению, а Флер вдруг подмигнула мне, и сказала:

- Для девушки главное – красивые губки и нежные руки.

Эта дура Виктуар захихикала, и Доминик тоже подхватила, а мне хотелось опустить на ее блондинистые патлы тарелку с тушеным мясом. О, как же я ненавидела ее в тот момент! Этим своим пошлым, глупым замечанием она будто подвела черту: «Ты, Рози, может и умничка, но у тебя кривые зубы, веснушки и прыщи на лбу, и, не смотря на мои сорок с лишним, на меня все мужчины оборачиваются, включая твоего брата и отца, а на тебя никто и не взглянет».

Мама ей что-то холодно ответила, а я только стискивала под столом кулаки. Не знаю, чего мне хотелось больше: то ли самой стать такой же красивой, как она, то ли превратить ее в дряхлую морщинистую уродину.

Для своих четырнадцати я была слишком худой и неуклюжей, все время горбилась, щурилась, и еще эти чертовы веснушки… Они у меня были везде: на лице, руках, спине, животе. Груди. И ногти вечно обкусаны, и улыбка дурацкая, но самое худшее то, что я никогда не загорала нормально. Достаточно пять минут побыть на солнце – и все. Кожа моментально краснела, чесалась, слазила уродливыми лохмотьями, а я чуть не плакала от боли. В общем, я еще тем страшилищем была. А Флер – красавицей. Каникулы после моего четвертого курса, когда мы всей большой семьей ездили на Французскую Ривьеру, стали настоящим испытанием. Она там всюду ходила в голубом купальнике, и только на бедра накидывала легкие шали. На нее действительно смотрели! Она была потрясающе красива: идеальные ноги, и грудь – идеальная, как фарфоровая статуэтка. У бассейна, в баре, на пляже, - все взгляды были обращены на нее, и на Виктуар. Но если Вики была просто глупой красивой куклой, то Флер… Я ведь видела, какая она талантливая колдунья, и читала ее монографии на французском, но только все в нашей семье, включая ее мужа и детей, относились к ней как к красивой, но никчемной безделушке. Я не хотела такой жизни для себя. Мне хотелось прославиться, добиться чего-то, стать известной, чтоб обо мне говорили как о Розе Уизли, а не просто очередной из клана этих рыжих.

Правду сказать, семью я свою тоже тогда ненавидела. Сейчас-то я понимаю, что все это было глупым подростковым максимализмом, но тогда я жутко стеснялась своего папы, который сам был каким-то неуклюжим, а его неловкие шутки вызывали только жалость. Я терпеть не могла вызывающе-крикливую и шумную бабушку, и нелепого дедушку. Я даже младшего брата ненавидела! Только маму, пожалуй, уважала.

А когда мы через год поехали в Румынию к дяде Чарли, стало совсем плохо. Самые ужасные воспоминания у меня связаны именно с теми двумя неделями. Я практически не выходила из дому, потому что меня знобило, тошнило, я покрывалась холодным потом, и было такое ощущение, что все мои внутренности скручиваются в узел. Особенно паршиво становилось, когда я видела Флер – у меня тут же начинала кружиться голова, и я все видела будто в тумане. Ноги подкашивались, перед глазами плясали черные точки, и мне даже двигаться было тяжело. Мама списывала это на бушующие гормоны, и не хотела отправлять меня домой одну. Я тоже сначала думала, что это связано с ростом, с месячными, ну, вы понимаете, и только потом догадалась, что это из-за Флер. Ее вейловские чары на меня влияли, а организм сопротивлялся. Только я все равно ничего никому не рассказала, за что и поплатилась. Это было на зимних каникулах, мы опять все в Норе собрались, прибыла Флер, и я, как только ее увидела, поняла, что теряю сознание. Дальше была темнота, а потом уже резкий нашатырный запах. Я открыла глаза, и увидела взволнованную маму, которая о чем-то переговаривалась с колдомедиком, и папу, который на него орал. Как оказалось, колдомедик объявил моим родителям, что я склонна к лесбийской любви, и у меня аллергия на вейловские чары. Собственно, я и сама это уже поняла, только признаться было стыдно. Мама это восприняла нормально, а вот папа – нет, вы себе представьте! – требовал, чтоб меня вылечили от этой заразы. От лесбийской любви, в смысле. Как будто это лечится…

Мне дали какое-то зелье, от непереносимости вейловских чар, и в голове сразу просветлело, даже дышать легче стало. Флер вызвалась со мной посидеть. Она внимательно смотрела на меня, а я прятала горящее лицо в подушку, чтоб не видеть ее пронзительных голубых глаз. Я почувствовала, как ее ладонь опустилась на мой затылок, и легко погладила по волосам:

- Что вы делаете? – я постаралась добавить в голос как можно больше холода. – Зелье от чар я уже приняла, и не нуждаюсь в вашей жалости.

Ее глаза на мгновения расширились, а потом она расхохоталась, и убрала руку:

- Нон, нон, Розали. Просто я виновата в то, что с тобой случилось - я совсем забыла о самоконтроле. Прости. Кстати, от головной боли советую протирать виски винным уксусом. Поможет.

Какое-то время мы молчали, а потом она негромко сказала:

- Розали… не переживай. Это всего лишь чары, ты сама понимаешь. На самом деле, я – вовсе не то, что тебе нужно…

Я оторвала лицо от подушки, красное, зареванное, и бросила зло:

- Да вы вообще никому не нужны! Вас все только ненавидят! Даже ваша любимая Вики вас терпеть не может, я слышала, как она об этом говорила!

Она ничего не ответила, просто спокойно встала и вышла. До конца каникул мы с ней наедине не встречались.

В школе, чтоб не думать о ней, я с головой ушла в учебу. Парни на меня внимания не обращали, разве что им списать надо было, а я и рада этому была. А девушки… Ну разве я могла какие-то отношения с девушками в школе завязать? Мне нравилась одна, Сандра, из Рейвенкло, но мы с ней только и перебрасывались парой слов на совместных занятиях. Так до выпуска и жила. Многим покажется, что скучно: учеба и все. Наверное, но я это только сейчас поняла. А тогда – училась, нервничала из-за недобранных баллов, активничала… Страдала. Представляла по ночам ее тело. Красила губы ярко-красной помадой, и ставила у себя на руках засосы, представляя, как бы это делала Флер. Думала: а если б она позволила? Я бы хотела целовать ее, прикасаться, изучать… Какая она на вкус? Сладкая? А запах у нее ванильный. Мне хотелось вылизать ее всю, полностью, довести до того, чтоб она извивалась подо мной, стонала, и просила большего… К сожалению, это все так и осталось фантазиями. Меня это нереализованное либидо с ума сводило, до смерти хотелось трахаться, да только не с кем было, вот и обходилась пальцами.

Перед выпуском все девчонки будто с ума сошли. В спальне только и разговоров было: кто пойдет, с кем, и в чем, а я к этому как-то индифферентно отнеслась. Честно. Ну, мантия у меня, конечно, была шикарная, и наград кучу дали, лучшая ученица, гордость школы, и подобная ерунда. Я официальную часть отсидела, а потом сбежала в сад, села на скамейку, сбросила с себя жутко тесные босоножки, и вдруг поняла, в каком тумане провела последние четыре года. Другие девчонки с кем-то встречались, влюблялись, страдали, бегали на свидания, ссорились, мирились, расставались, а я сидела, как дура, зарывшись в учебники. У меня будто глаза открылись! Я сказала себе: "Эй, Рози, малышка, тебе семнадцать, и весь мир открыт! Делай, что хочешь!". Решила начать все сначала. Получалось, конечно, не очень: от клейма "умнички" не так-то легко избавиться. Потом совершенно случайно с Энн познакомилась, мне было с ней легко и уютно, и она стала моей первой. Начали встречаться, сняли квартиру. Вот, живем. Она очень красивая, светловолосая и голубоглазая, чем-то похожая на Флер, и у нее действительно пухлые губы и нежные ручки. Иногда мне кажется, что я люблю ее, но иногда на меня накатывает глухая беспросветная тоска, и тогда я смотрю в одну точку, и кусаю губы, чтоб не расплакаться. В такие минуты я очень ясно осознаю, что в моей жизни будем еще много людей, и женщин, и, возможно, мужчин, но такие как Флер встречаются лишь единожды.

И я до сих пор не крашу губы.

Конец